Лиз Коли - Красотка 13

Нет окон? Где же эти чертовы окна?

В спальне? Я побежала в спальню и налетела на стену. У меня закружилась голова, из глаз посыпались искры, а потом я зажмурилась и оказалась в сером сумраке. Я как сумасшедшая металась по комнате. Плита исчезла, стол исчез, кладовая исчезла.

Стены все больше сдвигались. В темноте я разглядела очертания кресла-качалки. Просто кресло на темном, пыльном полу, тускло освещенном стоявшей в углу комнаты масляной лампой. И я поняла, куда попала.

Я услышала свой собственный голос где-то далеко, снаружи:

– Все в порядке, детектив. Спасибо, что подождали. Поехали отсюда.

Как это произошло? Как она смогла вырваться?

Я слышала, как она разговаривает с детективом Броуганом. Вскоре ее голос смолк, и я поняла, что Одинокая теперь правит бал. Сможет ли Броуган заметить подмену? Может быть, она чем-нибудь выдаст себя?

Я металась по ее комнате, чувствуя, что меня охватывает паника. Мне казалось, что стены давят на меня. Мне трудно было дышать. Что за глупость, однако! Мне не нужно было дышать. Она дышала за нас двоих.

Я ущипнула себя, чтобы убедиться в том, что не сплю, что все это происходит наяву. Да, я ощутила боль. Конечно ощутила, потому что ожидала, что будет больно. Значит, я продолжала дышать, потому что понимала, что не могу не дышать.

Шесть шагов туда, шесть шагов обратно. И снова туда и обратно. Я старалась не приближаться к креслу-качалке. Нет, я ни за что не сяду в него и не буду ждать сложа руки, когда за мной придет Одинокая. А что, если она оставит меня здесь еще на три года? О боже! А что, если… навсегда?

Я похолодела от ужаса, представив, что она может натворить: она выкрадет Сэмми, бросит школу, наговорит гадостей моим родителям, откажется общаться с Линн, единственным человеком, который может понять, что случилось. Если я все это представляю, то и она тоже думает об этом.

Я стала расхаживать в одном ритме с биением своего сердца и тиканьем часов, отсчитывавших секунды. Я поняла, что совершенно лишена чувства времени. Впрочем, не имело смысла следить за временем. С тех пор как она заставила нас поменяться местами и заперла меня здесь, могли пройти минуты, часы и даже дни.

Я снова начала колотить в дверь, громко крича. Я кричала до тех пор, пока мой воображаемый голос не охрип. Никакого ответа. Я посмотрела на свои руки, пытаясь представить топор, с помощью которого я могла бы разбить дверь и вырваться из плена. Это не помогло. Наверное, мои мысленные заклинания имеют силу только в том случае, если я сама управляю собой, а не кто-нибудь из моих двойников.

Мое сердце болезненно сжалось. Как она могла так поступить со мной?

И тут меня поразила ужасная догадка: я первая совершила насилие над ней, закрыв ее в хижине.

Какая же я глупая! Как я могла подумать, что смогу удержать такую сильную часть самой себя взаперти после того, как она ощутила вкус свободы, увидела Сэмми, узнала от Броугана о том, что этот здоровый и крепкий малыш и есть ее украденный сын?

Я добавила еще один шаг и теперь делала не по шесть, а по семь шагов в обе стороны. Я стала еще ближе подходить к стене, понимая, что могу врезаться в нее. В обе стены, как с одной, так и с другой стороны. Такая встряска разозлит меня, добавит мне энергии. Мне нужна энергия. Кресло выглядело ужасно соблазнительно.

Я могу сесть в него и качаться, и мне будет казаться, что время остановилось. Ничего никогда не изменится в этой полутемной комнате. Я буду качаться, и оплакивать свою жизнь, и ждать. И могу стать Одинокой. А она станет Энджи.

Я шагнула к креслу. Ведь ничего страшного не произойдет, если я присяду в него и отдохну немного, не так ли?

Здесь было очень тихо, я слышала только звук воображаемых шагов и моего совершенно бесполезного дыхания. Воздух был неподвижным. Пламя масляной лампы было ровным и слабым.

Оно олицетворяло мой образ, было воплощением моего «я», моего сознания. Оно было еще живым, но стало совершенно неподвижным.

Я изменила привычный маршрут и, пройдя через комнату в угол, взяла лампу. Она была теплой, как я и ожидала. Теплая метафора. Свет в темноте, тепло в ледяном холоде, слабый огонек надежды. Человеческий мозг – штука весьма странная. Он может найти символы, знамения и значение во всем. Вот она я, запертая в метафоре обнесенного стенами отсека моего мозга, содержащего метафору чего-то такого, что дало мне крупицу надежды. Почему надежды?

«Искра вдохновения похожа на зажженную спичку», – подумала вдруг я.

Я бросила лампу на деревянный пол. Она разлетелась на части, горящее масло разлилось по полу. Я сожгу эту комнату и выйду на свободу.

Я смотрела, как пламя подбирается к стенам. Я знала, что стены должны загореться.

Сухая сосновая обшивка вспыхнула, словно щепа для растопки печи.

Золотисто-красные языки пламени расползлись по всей комнате, жаркие и жаждущие.

Я чувствовала их жар, впитывала в себя их свет, похожий на свет костра, и ждала, когда стены обуглятся и рухнут.

Однако стены почему-то не падали.

Огонь подбирался к центру комнаты. Кресло-качалка занялось и буквально через минуту превратилось в пепел. Меня окружила стена танцующего огня. Жар усиливался.

Я хотела вырваться из этого адского круга, но поток раскаленного воздуха отбросил меня назад. Загорелся рукав моей куртки. «Просто метафора», – сказала я себе. Но нет – ткань сгорела, и начала гореть моя кожа. Она почернела и покрылась волдырями. Было очень больно. Я закричала и стала колотить рукой о бок, пытаясь сбить огонь.

«Стоп! Нужно лечь на пол и кататься по нему», – вспомнила я защитное заклинание. Бесполезно! Пол уже горел.

Загорелись и мои джинсы. Запах горящей ткани, волос и кожи был отвратительным, а боль – невыносимой.

– Одинокая! – закричала я. – Выпусти меня отсюда! Спаси меня!

Сквозь огонь я бросилась к двери. Я с недоумением посмотрела на почерневшие доски, когда мои руки стукнулись о них и я ощутила боль.

– Прошу тебя, отзовись! – крикнула я.

О господи! Вот оно! Комната заполнилась дымом, и мне стало трудно дышать. Я закрыла глаза и начала молиться.

Дверь поддалась, распахнулась настежь. На пороге стояла она, Одинокая, и смотрела на меня огромными, полными ужаса глазами. В руках она держала большой сверток. Она протянула мне его.

– Возьми его! – крикнула она. – Я не могу это сделать. Я просто не знаю как.

Я взяла сверток. Он был тяжелым и громко рыдал.

– Энни, Энни! – пробормотал этот сверток сквозь слезы.

Меня словно током ударило, и я почувствовала, как в моей груди забилось сердце. Я ощутила его. В лицо пахнуло жаром, настоящим, а не воображаемым. Мое настоящее тело стало твердым как камень. Своими настоящими руками я крепко прижала к себе Сэма.

Дым, словно серая лавина, хлынул в дверь.

– Уходи быстрее! Оставь меня! – крикнула Одинокая. Она ринулась в самое пекло, в нашу воображаемую хижину, и начала пробираться сквозь дым к своему креслу.

Схватив ее за руку, я попыталась вытащить ее оттуда. Однако она сопротивлялась со всей нашей общей силой.

– Тебе нельзя туда! Там все горит! – заорала я.

В этот момент обвалились потолочные балки, и в воздух взвились яркие искры. Одинокая пыталась вырвать свою руку, чтобы броситься в огонь и сгореть вместе со своим убежищем, своей тюрьмой.

Однако я не хотела отпускать ее.

– Пойдем со мной. Ты нужна Сэму. И мне, – прокричала я.

Издав жуткий вопль, она прыгнула на меня и слилась со мной, вытолкнув меня в дверь, вернув мне возможность контролировать себя и сделав мое сознание единым и неделимым. Протянув назад руку, я пыталась найти ее руку, но она исчезла.

Мир перед моими глаза завертелся, словно карусель, и горящая хижина растворилась. Я увидела, что спальня Сэмми и коридор, ведущий в гостиную, охвачены огнем.

Воспоминания Одинокой стремительным, бурлящим потоком ворвались в мое сознание. Она сидела с Сэмми, читая малышу книгу. Малыш был таким милым, что, заглядевшись на него, она забыла обо всем на свете. Запах древесного дыма казался таким знакомым, что она даже не поняла, что произошло, и пришла в себя, только когда сводчатый потолок гостиной со страшным грохотом упал прямо на горящую новогоднюю елку. Открыв дверь спальни, она оказалась в пылающем аду. Дом, а это был дом Харрисов, горел, грохотал, рушился вокруг нас.

Сэмми начал извиваться в моих руках. Нам нужно было уходить оттуда. Метрах в двух от двери детской находилась ванная. Мне сразу стало ясно, что это моя единственная надежда на спасение. Я услышала, как где-то далеко завыли сирены. Мы не могли ждать, пока пожарные приедут сюда.

– Ничего не бойся, малыш, – прошептала я ему на ухо.

Укутав его с головой в одеяло, я закрыла рукой глаза и нос. Набрав в легкие воздуха, я бросилась сквозь огонь к двери ванной. Взявшись за дверную ручку, я обожгла пальцы. С силой толкнув дверь, я влетела в ванную и включила душ на полную мощность. На нас хлынула ледяная вода, и буквально через несколько секунд мы промокли насквозь. Сэм громко заревел от испуга.